Пьеса "28-й день от начала года" была написана в 2010, и посвящена памяти нашего друга, филолога, поэта и переводчицы Ирины Ковалевой. В 2016 эта пьеса вошла в мой цикл под названием ЭСКИЗЫ, (эскиз VIII) и вышла вместе с другими пьесами на FANCY MUSIC. В первой записи ее играет Наталья Ардашева, во второй Полина Осетинская.
Ира родилась 28-го июня (он же от начала лета) Ира ушла 28-го января. Стоит сказать, что и ее любимай поэт Иосиф Бродский умер 28-го января.
Ирина Ковалева
Souvenir
О чашке разбитой, о горле больном, О шарфе кусачем и, может, о том, Как пахнет подтаявшим чёрным снежком, – Налгали тебе. Но теперь не солжём, Что не было нас, как не будет потом. Мы все тебе снились во сне ледяном – Как здесь, на Покровке, Волхонке, Солянке Скребут по асфальту полозьями санки, – Лопатки и варежки держат в руках Серьёзные дети в пуховых платках, И солнце играет в пустых куполах, И галочий крик отдаётся в ушах.
Но если и ты на краю обернёшься – Мы все тебе снились. Теперь ты проснёшься, И штору отдёрнешь, и дню улыбнёшься – Вчерашние сны поминать ни к чему. Так пусть, угасая, уходят во тьму И купол лоскутный, и лес над рекой, И дым, и граната зерно за щекой, И та, что стояла у самой черты Под мартовским ветром своей правоты.
Колыбельная Сладко ли, милая, сон долгожданный лелеять? Плач ли искусный, как жалоба птичья, протяжен? Смол ароматных пролитые слёзы светлее. Плат погребальный, что парус, – и солон, и влажен. Саван? Свивальник! Над нежной твоей колыбелью – Плакальщиц ласковых, ласточек лёгкая стая. Так нереиды над сестриным сыном скорбели. Так наклонялась Фетида, младенца купая. Слабость восславим! – блаженны не львы, но олени, Жёны блаженны – и жертвы; не праздно хвалима Доблесть стрелы; нам же – страстная доблесть мишени, Бег, обагрённый меж рёбер судьбой уносимой – Тише...сражённому – сон и усердная нега, Плеском волны осязанья касаемся сладко. ...Алая лань возлежит после долгого бега. Кровь, как смола, застывает под левой лопаткой. 1982
***
...И была красота – Ткань, взлетающая над узкой стопой, Над сероватой древесиной моста.
Ещё была любовь к яблокам. Каждый плод Разделялся надвое (но тот) Помня историю, лёгким кивком отказался от Яблока. От руки.
Крылья его легки, Ослепительные, как языки Пламени – жгучего, – но когда Он уходит, – сердце, бывшее как звезда, Остаётся пустым.
Слово, голосом сказанное твоим, Делалось золотым И округлым, золотисто-прозрачным, спелым В воздухе сияющем, золотом и белом, И, неизменное, оно остаётся целым.
Это, конечно, не сад, но должно быть рядом, И какая-то ветвь, выглядывая из сада, Отражается в нём Как свет, падающий в водоём.
(посвящение Ольге Левинской)
Последние 4 строчки этого стихотворения стали эпиграфом еще одной моей пьесы, "Это, конечно, не сад, но должно быть, рядом".
Это элизиум. Это музыка, в которую не хотелось вносить ничего, что могло бы взбудоражить. В ней больше ничего не случится, ничего не произойдет. Просто закройте глаза и слушайте:
